Это из кедра

А это выступление в костюмах...правда ночью...

Сергей Алексеев "Слово"

- Оставь на расплод, человече, - советовал старец Петр Лаврентьев. - Даже
Бог после Потопа разрешил Ною взять каждой твари по паре.
- Всех под корень! - горячился Никита. - Это страшные твари! Всех!..
- У этих тварей психология нищих - наследственная, - горячился Никита. -
Они опаснее волков, коварнее шакалов! Выведу эту породу! Под корень! Чтобы
не распространялась зараза и не поганила собачий род.
- Наивный ты, человече, - храня спокойствие, не соглашался старец Петр. -
Любая животина, что возле человека живет, не дикая, а очень даже разумная. И
характер-то свой, и поведение от людей перенимает. Откуда же еще? Не зря
сказывают: каков хозяин, такова и собака... Побьешь этих-другие останутся.
Пока есть на земле нищие люди - и собачки нищенствовать будут. Собак пулею,
а людей чем?
- По-твоему, все зло - в человеке? - спорил Никита. - Хорошо, теперь
после революции нищих не будет. Люди станут есть досыта, учиться будут,
заниматься наукой, искусством. И зло исчезнет?!
- Зло не исчезнет, зло, оно в самом существе человеческом, - вещал старец
Петр. - Во всех делах и помыслах его. Вроде добро вершат, жизни на это
кладут, ан, глядишь, все злом оборачивается! Так-то, человече... Собачки -
они что, они хоть мертвого грызли, а люди-то живьем друг друга. Над
упокойником слезы проливают, в часовенке отпевают, будто о душе его пекутся.
А живого без молитвы едят, да еще с речами, мол, возлюби ближнего своего!..
Коли б люди не нищенствовали, и животные б характер имели, гордость.
- Если каждого по отдельности взять - зла в людях нет, - рассуждал
старец. - И твой истязатель и мучитель, что на дыбу тебя вешал, человек
добрый. Мы с ним душа в душу говорили, хоть он и револьвер наставлял, и
убить грозился... А сойдутся люди, тогда и рождается в них зло. Один
маленькое зло сотворит - другие эхом откликнутся. Потому я каждого человека
по отдельности люблю... Вот сей отрок Илья, как один остался, так
благодетель, и только. А когда они втроем ко мне пришли - он мне в бок
ружьем ширнул. И теперь еще, нагибаться стану - болит...
А жизнь у старца, по существу, была короткой. В студенчестве он вступил в
инициативное общество атеистов, отверг веру, Бога и стал проповедовать волю
духа, свободу личности и безбожие. По решению Святейшего синода его
пожизненно заточили в Северьянову обитель. Тридцать лет держали на цепи в
тех самых катакомбах, где побывал Никита Гудошников в первый день, затем еще
сорок - в земляной тюрьме... Жизнь прошла, как один день: был свет, потом
тьма, ночь.
- Религия учит людей нищенству, вот в ней и зло держится, - рассказывал
старец. - Человек от рождения до смерти перед Богом на коленях стоит и
просит, и милости ждет... А случись получить ему чин и власть - сам себя
Богом мнит. Чем выше звание - тем безбожнее человек. Иные от этого покой
теряют, коли рядом человек с верою в душе окажется. Христианство на том и
держится, что с еретичеством сражается, на костры сажает, на дыбу вешает...
Чем выше сан, тем безбожнее... Игумен северьяновский спускался ко мне под
землю и самолично посохом бил, раз в неделю. Думаю, ладно, этот человек
злой. Умрет он, придет другой, и бить меня перестанут. АН нет, поставили
другого игумена, так этот другой два раза в неделю бить меня стал... Вот
этим самым посохом! - он поднял посох и потряс им в воздухе. - И так я семь
игуменов пережил. Седьмой не поленился, каждый день бить меня приходил...
Спросит, верую ли я в Бога, и бьет...
- А собачек ты не бей, - наказывал старец Петр. - Гляжу я на животин, что
на острове есть, наблюдаю - вижу, полная гармония наступила. Так-то они
миллион лет проживут и не исчезнут. Собаки пожирают крыс, причем одна -
многих; крысы пожирают собак, многие - одну. Друг другом кормятся и живут. А
ты, человече, вмешаться хочешь, революцию совершить. А революция здесь и не
нужна вовсе. Изведешь собачек - нас крысы есть станут, людей. Размножится их
видимо-невидимо...
Никита не спорил с ним, считая это бредом затухающего сознания старца. Но
весной неожиданно убедился в его провидении; крысы начали размножаться с
невероятной быстротой. Они лезли в сарай, грызли воняющие тухлой рыбой
бочки, в которых лежали приготовленные к вывозу книги; ничуть не боясь
людей, они стаями передвигались по острову и жрали все подряд. И не было с
ними никакого сладу. В заповеди старца Никита вдруг увидел великий смысл
существования зла. Истребив бродячих, нищих собак, уничтожив зло, с которым
еще можно было мириться, он дал возможность распространиться злу более
жестокому и низкому, которое несло угрозу жизни людей. На острове, как в
лаборатории, это было видно с ужасающей явственностью. Пока несовершенен
человек, думал Никита, ему придется терпеть и сосуществовать со злом, чтобы
не допустить другого, более дикого.

Сергей Алексеев "Слово"

Сквозь рванье снежных туч пробивалось солнце, и  остатки  золоченой  меди
вдруг разгорелись светом ярким и божественным. В ясную  погоду  эти  купола,
наверное, были видны за десяток верст, и тысячи людей,  заметив  их  издали,
повернувшись к ним, крестились и кланялись. Красота горящих маковок, ажурная
вязь крестов на них, стройность и величие храма должны были вселять  в  души
народа непоколебимость и святость веры.
   Входящий в храм мог одним взглядом лицезреть мироздание: от  рождения  до
смерти, от непорочности до греха, от рая до ада.  Все  в  этом  храме  -  от
массивного фундамента и до невесомого креста на куполе-тянулось  к  небу,  к
лучезарному свету, и следом должно было увлекать за  собой  дела  и  помыслы
человеческие. И молящийся, стоя на коленях посреди мироздания, поднимал лицо
и простирал руки, просил и благодарил, плакал и смеялся, обращаясь к небу, к
золотым куполам, к светлым ликам  икон,  обложенных  тоже  золотом.  Он  мог
видеть только блеск  и  слушать  благоговейное  пение,  летящее  сверху.  И,
ослепший, оглохший, он забывал, что стоит все-таки на земле и землею  живет,
забывал, что храм,  обретший  форму  и  образ  мироздания,  -  творение  рук
человеческих.
   Он забывал, что храм тоже стоит на земле, что его фундамент  проникает  в
твердь. А там, в глубине, есть подземелье с ржавыми цепями,  есть  осклизлые
стены,  гадкие  рыжие  крысы,  вонь  и  чернота  вечной  ночи.  У  стройного
величественного  храма,  а  значит,  и  у  христианского  мироздания,   было
зеркальное  отражение  в  черном  подземном  зеркале,  созданное  тоже   для
человека...
   Так размышлял Гудошников, наплутавшись и выбравшись наконец  из  тюремных
катакомб.
   Человек, как к свету, всегда тянулся  к  красоте.  Он  творил  ее  своими
руками и сам же восхищался ею. Религией была красота. И только красота могла
быть Божественной!
   Гудошников плотнее прикрыл дверь в стене, подпер ее обломком рамы. Теперь
ясно, почему спасские жители не ходят в  монастырь.  Вчерашнюю  еще  красоту
храма и его благолепие оживляло присутствие людей. Находиться  здесь  одному
невозможно: слишком ярок контраст между тьмой и  светом,  между  красотой  и
уродством! К людям!